Польский декабрь

 

В понедельник, 13 декабря на улицах Варшавы и нескольких других польских городов можно было встретить молодых людей, одетых в военную и милицейскую форму образца ПНР. Они не пытались замедлить бешеный темп жизни жителей столицы и облик современного европейского города изменить не могли. Просто были. И напоминали о том, о чем и так ни один поляк забыть не может, - 29 лет назад, в ночь с 12 на 13 декабря 1981 года в Польше было введено военное положение. Более чем на полтора года была парализована жизнь всей страны, всех поляков, в том числе и тех, кто не только активистом, но и сторонником «Солидарности» не был. Я уже не говорю о трех с половиной тысячах интернированных, ста погибших, девяти расстрелянных горняках шахты «Вуек»! Поэтому, когда в конце ноября президент Коморовский пригласил генерала Ярузельского на заседание Совета Национальной Безопасности, посвященного подготовке к визиту Дмитрия Медведева (собственно, приглашены были все президенты Польши и Войцех Ярузельский в том числе), жеста действующего президента не поняли не только его «штатные» противники, но и соратники по Гражданской Платформе. Менее всего делу потепления отношений между Россией и Польшей могла способствовать ассоциациативная связь этих отношений с  Войцехом Ярузельским. С кем угодно, хоть с Берутем, но только не с ним! «Президент плюнул в лицо нескольким поколениям поляков и истории Польши», - написал в своем блоге бывший сенатор Людвик Дорн и призвал всех, кто помнит годы борьбы за независимость Польши, в ночь с 12 на 13 декабря собраться у дома Ярузельского. «Я обращаюсь к своим друзьям, иногда – бывшим друзьям, поскольку наши политические пути разошлись; к товарищам, знакомым, к тем, кого в подполье военного положения знал только по псевдониму(…) Наконец, я обращаюсь к тем, с которыми меня сегодня разделяет все, но объединяет память о труднейшем, и вместе с тем благороднейшем эпизоде нашей жизни», - призывал бывший сенатор.

Собственно, он мог бы и не стараться так. Манифестации в ночь с 12 на 13 декабря у дома Ярузельского давно уже стало традицией. И участвуют в них действительно самые разные люди. В этом году все было практически как всегда. По официальным данным собралось от 500 до 700 человек. Были транспаранты с надписями «Ярузельский, мы помним твои преступления», горели выложенные в форме креста свечи в память о погибших; ровно в полночь были зачитаны их имена. Только одно обстоятельство резко отличало нынешнюю картину от картины предыдущих лет. Обычно у дома Ярузельского собиралась также и сочувствующие генералу - своеобразная контрдемонстрация. В этом году их не было. Ни одного.

Но вернемся к мерзнущим на ветру юношам в военной и милицейской форме. Как не трудно догадаться, молодые люди были участниками одной из столь популярных в последнее время акций, реконструирующих исторические события. Нынешняя называлась «Молодые помнят!» и закончилась вечером уличным столкновением студентов и ZOMON. «Демонстранты» бросали в «милицию» легкие, обернутые во что-то мягкое камни (впрочем, шлемы у «милиции» были настоящие); те в ответ бросали петарды, символизирующие слезоточивый газ. Бросали очень метко, аккуратно – ни одна не подлетела к толпе ближе чем на три метра. А я, наблюдая за этим «боем», думала: что именно из коловорота событий тех полутора лет народная память будет передавать из поколения в поколение?

В тот же день Лех Валенса практически ответил на этот вопрос. В интервью Польскому Радио он сказал, что будущие поколения спросят нас не о том, что мы уничтожили, а о том, что нам удалось построить. Хорошо, если так...

После введения военного положения наступили годы подпольной борьбы и солидарности без кавычек – простой человеческой солидарности соседей, коллег, сокурсников. Поляки сдавали экзамен не только на стойкость и мужество, но и на нравственность, или – если называть вещи своими именами, - на силу человеческого духа. Это было максималистское время, когда надо было либо стать подонком, либо Человеком с большой буквы, и не было спасительной золотой середины.

Мы практически ничего не знаем о деятельности польской церкви во время военного положения.  А она была в сущности беспрецедентной. С первых дней введения военного положения Церковь помогает интернированным и их семьям, способствует передаче информации на запад, собирает под своими сводами безработных художников, артистов, музыкантов разных вероисповеданий, не исключая и атеистов, и дает им возможность пережить лихолетье, продержаться – организуются выставки, спектакли, концерты.

Мы восхищаемся творчеством Кеслёвского, не задумываясь над тем, как, в каких условиях были сняты лучшие его фильмы. Не знаем, что сценарист большинства его фильмов Кшиштоф Песевич был адвокатом, защищавшим рабочих в многочисленных процессах; а чуть позднее – одним из трех обвинителей в деле об убийстве Ежи Попелушко. Ему отомстили – убили его мать, связав ее так же, как было связано тело отца Ежи…

И все-таки «у поляков вышло». Вряд ли кто-нибудь помнит сегодня эту некогда популярную, не вполне приличную песню. 29 лет – это очень много. Выросло целое поколение, которому трудно объяснить, чем была для нашей юности польская «Солидарность». Но в Польше «Молодые помнят» - это не только название акции.

В финале фильма «Человек из железа», который Вайда, слава Богу, успел снять до введения военного  положения, главный герой после победы «Солидарности» идет с цветами на место смерти отца, погибшего в декабре 1970 года. А за кадром звучит известная всей Польше  «Баллада о Янеке Вишневском» - символ трагических событий декабря 1970 года. И эта связь поколений отнюдь не плод режиссерской фантазии. Для поляков не подлежит сомнению, что «Солидарности» не было бы без выступлений рабочих в 1970 г.

Напомню. 11 декабря 1970 года партийные власти Польши приняли решение о повышении цен на многие продукты первой необходимости. 14 декабря забастовали рабочие гданьской судоверфи им. Ленина. В течение 10 часов (!) они ждали, что с ними поговорят – начальство верфи и городские власти. Не дождались. И тогда несколько тысяч человек вышли на улицы города. Произошли первые столкновения с милицией. Были задержаны и нещадно избиты в отделениях милиции 329 человек.

На следующий день ранним утром рабочие судоверфи пришли к зданию милиции с требованием освободить задержанных. Милиция применила огнестрельное оружие. Погибло 8 человек. К 10 часам утра около 20 тысяч человек собрались у здания Областного Комитета партии и подожгли его. Отдельные столкновения переросли в настоящие уличные бои.

В тот же день в Гдыне рабочие судоверфи им. Парижской Коммуны пришли к зданию горсовета. Наученные горьким опытом соседей гдыньские власти встретились с делегацией рабочих, признали справедливыми их требования и подписали соответствующее соглашение. И им поверили, несмотря на то, что поздним вечером того же дня члены общегородского забастовочного комитета были арестованы. Возможно, об этом не все знали – эпоха интернета и мобильных телефонов еще не наступила – но именно в Гдыне произошла кровавая трагедия, названная впоследствии Черным четвергом.

На следующий день, 16 декабря, когда в Гданьске продолжались уличные бои, а в Слупске и Элблонге начались забастовки и демонстрации, вице-премьер Станислав Качёлек  по местному телевиденью призвал протестующих выйти на работу и вернуться к нормальной жизни. И в Гдыни его послушались.

17 декабря с 5 часов утра на станцию Гдыня-Судоверфь, как всегда, начали прибывать электрички с рабочими. Однако подход к верфи был перекрыт отрядами военных. Видеть их могли только те, которые приехали первыми. Но отступать очень скоро стало некуда. Каждые 6 минут электрички привозили новые партии ничего не подозревавших людей, через полчаса перрон, переходной железнодорожный мост и площадь перед станцией были запружены густой толпой, из которой невозможно было выбраться. Около 6 утра раздался первый выстрел.

Бойня на железнодорожной станции была прологом не прекращавшихся до поздней ночи уличных боев. 18 и 19 декабря на всем Побережье не продолжались забастовки, манифестации и уличные столкновения. 20 декабря был созван VII пленум ЦК партии, на котором Гомулка был смещен, а его место занял Эдвард Герек.

Началась новая эпоха, лишенная каких бы то ни было иллюзий как относительно «народной» власти, так и относительно возможности одним рывком изменить мир.

Разумеется, о событиях декабря 1970-го публично запрещалось даже упоминать. Это нам знакомо, так было в любой точке соцлагеря.  Тогда еще не был изобретен простой и эффективный способ сделать народ безоружным перед властью. Не надо запрещать говорить о жертвах преступлений, совершенных в годы правления предшественника. Напротив, о них надо говорить как можно чаще, прочувствованно, с прозрачной слезой (важно только не допустить четкой юридической квалификации и привлечения к реальной ответственности виновных). Надо создать культ жертв, направив на это весь нравственный и патриотический потенциал народа, и обеспечив некритическое, нерациональное поклонение собственным несчастьям, заставить бесконечно кружить по замкнутому кругу, вновь и вновь наступая на те же грабли.

О жертвах декабря 1970-го в Польше не забывали никогда. Уже 1 мая 1971-го через весь город прошла группа рабочих, неся транспаранты с требованием покарать виновников декабрьской трагедии. По тем временам это была почти безумная смелость. Не смотря на аресты, траурный митинг в декабре становится традицией. В декабре 1980г. он собирается уже под погромным памятником, сооружение которого было одним из первых дел «Солидарности». С гордостью подчеркивая, что является прямой наследницей рабочих выступлений 1970г., «Солидарность» глубоко проанализировала все ошибки и просчеты своих уважаемых предшественников. В 1980г. невозможно даже представить себе уличные беспорядки, поджоги комитетов партии и проч. Жесточайший сухой закон, строжайшая дисциплина, оккупационная забастовка (это когда рабочие не покидают территории предприятия и закрывают туда доступ посторонним), и конечно, - четкая организация, продуманная на десять шагов вперед. Все это, понятно, не опустилось с неба. Не будет большой ошибкой сказать, что 10 лет между декабрем 1970 и августом 1980 г. были временем работы над ошибками. Но это уже – отдельная тема.

Так почему же все-таки «нам … в дышло, а у поляков вышло»?

Кинорежиссер Антоний  Краузе, только что снявший фильм «Черный четверг» (к 40-летию Декабря-70 не успели, официальная премьера намечена на 25.02.2011), сказал как-то, что для того, чтобы завоевать и удержать свободу, существует два непременных условия – правда и память. Грустно, если он прав, поскольку у нас пока и с тем и с другим напряженка.

Светлана Филонова

Эта статья опубликована в еженедельнике "Зеркало недели"


http://www.zn.ua/3000/3150/71186/

То, что в  эту статью не вошло, вы найдете ниже.

Декабрь-1970 (2)

На следующий день ранним утром рабочие судоверфи пришли к зданию милиции с требованием освободить задержанных. Милиция применила огнестрельное оружие. Погибло 8 человек. В 10 часов утра толпа рабочих подожгла здание Областного Комитета партии. Отдельные столкновения переросли в настоящие уличные бои.

В тот же день в Гдыне забастовали рабочие судоверфи им. Парижской Коммуны. Представители городских властей встретились с ними и даже подписали удовлетворяющее обе стороны соглашение. Но в тот же день, поздним вечером, все члены общегородского забастовочного комитета были арестованы.

На следующий день, 16 декабря, в Гданьске продолжались уличные бои. Начались забастовки в Слупске. В Эльблонге весь день не прекращаются уличные манифестации и столкновения рабочих с милицией. Вечером того же дня вице-премьер Станислав Качёлек  по местному телевиденью призвал протестующих выйти на работу. И в Гдыни вняли его призывам. На следующий день, 17 декабря, с 5 часов утра на станцию Гдыня-Судоверфь, как всегда, начали прибывать электрички с рабочими. Но у входа на верфь их ждали отряды военных. Офицеры кричали в мегафон: «Разойдитесь! Разойдитесь! Работы не будет». Но расходиться было, собственно, некуда. Рабочие оказались на ограниченном пространстве между железнодорожной станцией и судоверфью, а сзади напирали ничего н е подозревавшие вновь прибывшие. В 6 часов утра военные открыли огонь по безоружной толпе.

Была ли это сознательно организованная ловушка, или в последний момент сообразили, что рабочие, попав на территорию предприятия, могут начать оккупационную забастовку, что многократно снизит возможность расправы над ними? На этот вопрос историки пока ответа не нашли. Бойня на железнодорожной станции была, пожалуй, самым трагическим эпизодом в истории послевоенной Польши и получила название Черного четверга.

Через несколько часов вся Гдыня превратилась в поле сражений.  Уличные бои – столкновениями их назвать уже невозможно – велись также в Щецине, Эльблонге, Слупске, Гданьске (впрочем, там они и не прекращались).

18 и 19 декабря отличались от предыдущих дней только тем, что к манифестантам и забастовщикам присоединялись все новые и новые люди. Волнения охватили всю Польшу. Демонстрации и кратковременные забастовки в поддержку рабочих Побережья прошли в Ченстохове, Калишу, Кракове, Лодзе, Нысе, Вроцлаве и Варшаве.

20 декабря был созван VII пленум ЦК партии, на котором Гомулка был смещен, а его место занял Эдвард Герек.

Волна забастовок идет на убыль, но они не прекращаются совсем. Так, в Щецине забастовка закончилась фактически только 24 декабря.

10 февраля 1971 г. прекратили работу предприятия Лодзи. После пяти дней оккупационной забастовки, в которой участвовали более 50 тысяч человек, Герек решил не рисковать. 15 февраля было официально объявлено об отмене декабрьского повышения цен. Но главный итог был не в этом, что на тот момент отлично понимали обе стороны. Рабочие научились побеждать, власть убедилась, что она не всесильна.

Декабрь-1970 (3)

с

Баллада о Янеке Вишневском

- Гуяна, ответьте

- Гуяна слушает…

- Слушай, толпа в настоящий момент насчитывает примерно 4 тысячи человек и… видишь ли, она все время увеличивается. Нормально увеличивается, люди, которые на улице, присоединяются. И все они идут к Горсовету. Выкрикивают лозунги. Такие лозунги скандируют: «Идите с нами!» (…)

(…)

- Слива вызывает Баварию

- Эта толпа несет убитого и кричит «убийцы», да?

- (…)

- Гуяна вызывает Сливу

- Слушай, эта группа с этим…с этим, с этим убитым, видишь ли, они уже на Свентояньской, уже на Свентояньской… Несут окровавленное знамя, а за ним этот труп»

(…)

- Слива, Слива, ответьте Баварии, Слива

- Да, Слива на связи

- С этим трупом, с этим трупом, знаешь, там молодежь – или студенты, или школьники… или школьники, потому что там впереди подростки…

- То есть с этим трупом в любом случае молодежь.

- Впереди молодежь, впереди молодежь, скорее всего студенты. Или школьники…»

Один гдыньский радиолюбитель (довольно популярный в ту пору вид спорта) во время декабрьский событий записал переговоры милиции. В 1983 г. журнал «Встречи», независимое издание Молодых Католиков (была такая организация)  опубликовал стенограмму этой записи, сделав ее доступной всем последующим поколениям журналистов.

Многотысячную траурную процессию, которая 17.12.1970г. прошла через всю Гдыню, видели сотни тысяч людей. В их числе – сотрудник проектного бюро судоверфи Кшиштоф Довгялло. Вечером того же дня он написал песню, назвав ее «Баллада о Янеке Вишневском».

На самом деле убитого юношу звали Збигнев Годлевский. Ему было 18 лет. Жил в Эльблонге, несколько месяцев назад закончил профтехучилище и устроился на работу на гданьскую судоверфь. Но Кшиштоф Довгялло никогда и не утверждал, что Янек Вишневский – подлинное имя погибшего; он дал герою своей баллады самое популярное имя и самую распространенную фамилию в Польше, сделав его тем самым одним из многих, представителем всех.

«Баллада о Янеке Вишневском» очень скоро стала и по сей день остается символом трагических событий декабря 1970г.

О смерти сына Изабелла и Евгениуш Годлевские узнали 18 декабря из телеграммы, которую выслал приятель Збышека. Они пытались найти тело сына, но безуспешно. 20 декабря поздним вечером к Годлевским пришли какие-то люди из Областного Управления и сообщили, что сегодня ночью состоятся похороны их сына.

Так же тайно, ночью хоронили большинство жертв декабрьской трагедии. Часто даже без священников, без соблюдения установленных традицией правил. Место, время и непосредственную причину смерти в документах указывали неверно. Кого таким образом пытались обмануть, в чьих глазах старались снизить масштаб трагедии – не понятно.

Из свидетельства Кристины Зайченко, опубликованного в журнале «Встречи»:

(…) После 9 часов вечера  пришел к нам домой молодой, светловолосый мужчина. Сказал, что он наш сосед, живет в соседнем доме, а работает санитаром на скорой помощи. Просил, чтобы никому не говорили, что он приходил, потому что им запрещено информировать кого бы то ни было.  Сказал, что среди раненных, которых он забирал, был Вальдек, говорил, что друзья Вальдека бросили его в карету скорой не смотря на то, что он был уже мертв(…) Санитар по дороге в больницу посмотрел документы Вальдека, увмдел, что он – сосед, и пришел(…)

На другой день я поехала в больницу. Мне сказали, что я ошибаюсь, что такого нет. Я стояла вместе с другими на лестнице, рядом с каким-то боковым помещением и не знала, что делать. Через минуту вышел какой-то мужчина со списком и сказал, что такая фамилия фигурирует, но что этот человек мертв. Мне выдадут его документы и одежду, но показывать не будут.

Надо было подумать о похоронах (…)  Я пошла в городское управление за свидетельством о смерти. Служащая мне его выдала. Смотрю, а там – «умер 20 декабря». Я разозлилась (…) Сказала, что я этого не возьму – что это вообще значит! – и на глазах у этой женщины порвала бумагу. Сказала, что брат был убит 17 декабря и так должно быть написано. Служащая куда-то вышла и оставила меня одну в комнате. На подоконнике лежали две большие стопки бумаг. Я подумала, что это, наверное, свидетельства о смерти. Подошла и увидела, что это действительно были свидетельства о смерти, выписанные на дни, которые еще не наступили (…).

Из свидетельства отца Збигнева Настала («Встречи»):

 …Это было большое помещение, примерно так 10х10 метров. На полу в четыре ряда лежали обнаженные мертвые тела. Трупов было много, в шкафах по правую и левую сторону и на полу – по два ряда с каждой стороны. Я спросил того, кто меня туда привел: что, все это после декабрьских событий? Он сказалб что нетю Во втором ряду слева лежал мой сын (...)  На груди у него была табличка с буквами «NN».

В тот же день вечером, около одиннадцати, приехали два господина из Гданьска, сказали, что через несколько минут на кладбище в Оливии будут хоронить сына и ближайщие родственники, то есть я, жена и старший сын, могут поехать. Но мы твердо стояли на своем и в конце концов они нашли вторую машину и мы поехали всей семьей, девять человек. Взяли с собой одежду, разбудили садовника и купили цветы(…)

Излишне говорить о том, как власть реагировала на попытки публичных выражений скорби и памяти о погибших. И тем не менее уже 1 мая 1971 года во время традиционной праздничной демонстрации появилась группа людей, которые несли транспарант с требованием покарать виновных в декабрьской трагедии. О декабре 70-го помнили и в последующие годы. В 1979 г. во время траурного митинга рабочих Гданьска тогда еще малоизвестный Лех Валенса предложил: пусть в следующем году каждый принесет по одному камню, из которых сложат памятник погибшим. Никто тогда не мог предположить, что ровно через год на том же самом месте соберется четверть миллиона людей, чтобы участвовать в торжественной церемонии открытия 42-метрового памятника Жертвам декабря; что освещать это события будут 500 иностранных журналистов (своих никто не считал), а гениальный Пендерецкий напишет специально к этому дню Lacrimosa, которая положит начало самому значительному его произведению – Польскому реквиему.

Открытие памятника Жертвам Декабря-70 в Гданьске (1980г.)

Памятник Жертвам Декабря-70 в Гданьске

Памятник Жертвам Декабря-70 в Гдыне

Памятник Жертвам Декабря-70 в Щецине

kolęda-lulaj że Jezuniu

САМАЯ-САМАЯ ПОЛЬСКАЯ ИЗ ВСЕХ ПОЛЬСКИХ КОЛЯДОК

Колядка

Говорят, нав земле есть люди, которые не любят польских колядок и даже никогда их не слышали. Отличаются ли они по внешнему виду от обычных людей, я не знаю, поскольку никогда их не встречала.

Имя блога

            - Влодек, скажи слово, - прошу я своего 13-летнего варшавского друга.

            - Какое слово?

            - Первое, какое придет в голову. Мне нужно срочно придумать название блога. Вот  то, что ты сейчас скажешь, и будет его именем…

            По-хорошему этот блог, первый в моей жизни, следовало бы назвать «Черновик», или «Учебная площадка». Я еще ничего не умею.  То, что нормальным людям кажется элементарным, и, надеюсь, через несколько недель станет таковым и для меня, пока – огромная проблема.  На момент регистрации у блога не было не только имени, но и четкой концепции.

Давно установлено и подсчитано: полноценная, добротно сделанная статья включает в себя примерно 10 процентов от общего количества фактов, документов, свидетельств, которые журналисту удалось «нарыть» в процессе разработки темы. А остальное куда?! Ведь за кадром порой остаются потрясающие вещи! Постоянные сожаления о пропадающем добре, собственно, и навели меня на мысль о создании блога. 

Из десяти моих последних статей только две не имели никакого отношения к Польше. И нет смыла напрягать память, давать статистику за год, пять лет и т.д.  – результат был бы примерно тот же. Польша – мое хобби, моя любовь. Если я могу уверенно сказать, что знаю что-то хорошо, то это польская история и культура. Значит, мой блог будет о Польше? Похоже на то…

            - Ну, Влодек, ты слишком долго думаешь. Я же говорю: первое, что придет на ум…

Еще несколько секунд Влодек не отвечает, а потом уверенно, я бы даже сказала, безапелляционно:

            - Польша – друг.

            Я молчу. Через пару дней впервые в жизни Влодек будет встречать Рождество без папы. Его отец погиб 10 апреля уходящего года. Под Смоленском. В том самом клятом самолете. В октябре они с мамой летали в Смоленск, на место гибели отца. Потом поехали в Катынь, на мемориальное кладбище расстрелянных польских офицеров, созданию которого отец Влодека посвятил несколько лет своей жизни. И вот теперь первое, что приходит в голову польскому мальчику в связи с восточной тетей, русскоязычным блогом, с Востоком вообще, это именно эти слова – «Польша – друг».

            - Влодек, ты уверен?

            - Да.

            И я твердой рукой вписываю в строку «Название» то, что услышала – без изменений, редактуры и даже без перевода. Потому что если так хотят те, кому мы оставим мир, где все кувырком от ненависти, подозрений, стремлений любой ценой настоять на своем, то да будет так.

Дары святого Николая

Дары святого Николая

Автор: Светлана ФИЛОНОВА

Ваши дети все еще верят в подарки святого Николая? Чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю: подарки всем детям действительно дарит святой Николай. Мы — лишь его посыльные. Он уделяет нам от своей святой доброты крошечную капельку. Но ее хватает, чтобы самые неулыбчивые взрослые, побросав все дела, бегали по магазинам, проделывали какие-то сложные манипуляции в процессе дарения, одним словом, вели себе совершенно неестественным для серьезного человека образом.

Сим побеждай

«Святий Миколаю, тримай вiвка в раю.Тримай його за ногу, доки не знайду дорогу».

Эту молитву этнографы записали в Западной Украине 150 лет назад. Представьте себе: заблудившийся в лесу, полуживой от страха ребенок (мне кажется, что ее сложил именно ребенок), просит святого не стереть в порошок страшного злого волка, а всего лишь придержать его, причем на время; и не в каком-то ужасном месте, что б знал, негодник, как детей пугать, а… в раю. Есть только один святой, который мог и вдохновить, и выслушать такую молитву, — святой Николай из Миры. Лишь его могли «назначить» и защитником всех животных и людей от волков, и патроном самих волков. Тоже ведь Божьи твари, а стало быть, как и все живое на земле, нуждаются в сочувствии и добре.

В Западной Украине и некоторых районах Польши существовал обычай в День святого Николая и в канун Рождества мириться с волками. На край села волкам выносили угощение — гороховую кашу. Вдруг понравится, и станут вегетарианцами. Святой Николай — патрон заключенных; его считают своим заступником все, чья профессия связана с повышенным риском — мореплаватели, путешественники, сплавщики леса. Но святого Николая считают своим покровителем и благополучные граждане — банкиры, мельники, пекари, учителя и, разумеется, школьники и студенты. Почему именно его?

О святом Николае мы знаем крайне мало. Он был епископом Миры (город в Малой Азии). Во время гонений при императоре Диоклетиане находился в изгнании. Вернулся при Константине Великом. Возможно, участвовал в Никейском соборе 325 г. и умер 6 декабря (день смерти также не бесспорен) между 345 и 352 гг. Все остальное — легенды.

Как они возникли? Это аберрация исторической памяти, сфокусированная тоска по отсутствующим в повседневной действительности ценностям или что-то иное? Твердо могу сказать одно: для того чтобы епископу Миры начали отдавать почести как святому практически сразу же после смерти, чтобы к IX веку он стал воистину святым всех народов, он должен был при жизни чем-то потрясти воображение современников. На счету святого Николая немало чудес монументальных. Так, по его молитвам как минимум дважды стихал шторм на море, и корабль, уже начинавший тонуть, благополучно приплывал в гавань.

Но усмирять стихии умели и языческие боги. Они могли наделить смертных сверхъестественной силой, помогали царям и героям одерживать триумфальные победы. Но чего даже представить себе не могли языческие боги и языческий мир в целом, так это того отношения к побежденным, которое нес с собой христианский епископ из Миры.

В память о чудесном спасении моряков святого Николая в западной традиции часто изображают рядом с кораблем или якорем. Но не менее популярно и другое изображение — с тремя мешочками или с тремя золотыми шариками. А это уже — в память об истории, в которую римские боги ввязываться бы не стали. Три сестры обнищали настолько, что выход был один — на панель. Разве не мог епископ Николай явиться им во сне, напугать до смерти карами небесными и объяснить, что уж лучше голодная смерть? Приснился же он императору Константину, накануне подписавшему смертный приговор невинному, да так хорошо приснился, что император, не дожидаясь утра, отменил приговор. Теоретически, конечно, мог присниться и сестрам. Но почему-то предпочел просто, без всяких чудес, тайно подбросить им три мешочка с золотом, чтобы они могли выйти замуж.

Это далеко не единственная легенда о тайных дарах святого. Собранные вместе, они составили бы солидный том. И практически ни в одной из них (как и в истории о несостоявшихся путанах) нет ничего сверхъестественного — превращений, явлений, громов и молний. Легенда о том, как святой Николай воскресил единственного коня бедного крестьянина, задранного волками, явно является более поздней версией той, в которой крестьянин поутру был разбужен ржанием двух (вместо одного) коней, привязанных к его крыльцу. Обращаю ваше внимание: в преданиях и легендах о других святых того же периода вы вряд ли найдете столь же подробные и восторженные описания актов помощи нуждающимся. Об этом упоминается вскользь. Как о чем-то естественном и обязательном для христианина: «щедро раздавал милостыню…».

Заветы Спасителя первые христиане воспринимали буквально. В том числе и призыв «раздай имущество бедным». Люди действительно приносили в церковь все, что у них было сверх необходимого. Достояние церкви становилось достоянием беднейших ее членов, что называется, на законном основании. Им незачем было подбрасывать деньги и подарки тайно. А вот анонимность в помощи язычникам имела свои причины. Уж если в просвещенном XXI веке одна христианская церковь может рассматривать как прозелитизм детский приют, созданный другой христианской церковью, то можно себе представить, что было бы во времена Диоклетиана.

Не подлежит сомнению, что и получателями тайных даров святого Николая, и авторами легенд о них были язычники. Именно они с восторженностью неофитов оповещали друг друга о грандиозном открытии: в ситуации, когда спасти может только чудо, чудо может спасти. Оно существует, это великое чудо доброты и сострадания, и совершается не по грехам и не по заслугам человека, а по своим собственным законам. Как радуга над головой. Боюсь кого-то огорчить (впрочем, вы вправе мне не поверить), но святой Николай — это, скорее всего, персонификация довольно распространенного в ту пору явления. Можно сказать и по-другому: для того чтобы совершить хотя бы половину даров, память о которых жива вот уже 17-е столетие, у епископа Миры должно было быть очень много помощников и соратников. Что не умаляет ни личных заслуг святого, ни преобразующей силы его чудес. Скорее, наоборот.

Во времена святого Николая отношение языческого мира к христианам стремительно меняется. Известно, что первые гонения на христиан проходили при самом активном участии, а порой и по инициативе «простого народа». Марк Аврелий, благородный философ на императорском троне, не был, как порой утверждают, защитником христиан. Он просто пытался в 177 году сдержать резню в Лионе, начавшуюся стихийно. Однако в период 303-го по 311 годы ситуация меняется. Язычники укрывают христиан, помогают им бежать. Более того, известны случаи, когда язычники неожиданно объявляли себя христианами, формально ими не являясь.

Формула Тертуллиана «Кровь мучеников есть семя христианства», бесспорно, верна. Но обильные всходы должна была давать и сама жизнь первых христиан. А это действительно была совершенно новая форма существования. Социальный статус, богатство, власть, — все, что ценилось миром, и ради чего мир готов был на жертвы и преступления, не то чтобы отвергалось христианами (отнюдь!), но для них это была такая мелочь по сравнению с вечностью!.. Папа Каллист I (217—222) был бывшим рабом, и это никому не мешало. Из всего, что могло принадлежать человеку, главной, а может быть, и единственной всерьез значимой ценностью была его душа. Все остальное — постольку поскольку. Любовь была питательной средой души и основным законом жизни, стоящим над мудростью, над правом и даже над справедливостью. И свет этой любви сиял для всех, в том числе и для грешного, преследующего христиан языческого мира. Христиане не судили его, но в меру своих возможностей и разумения пытались спасти.

Но вот император Константин увидел над диском заходящего солнца, которому всю жизнь поклонялся, крест и надпись «Сим побеждай». В 313 г. был издан Миланский эдикт. Церкви вернули все, отнятое при Диоклетиане. Епископы обрели права и почести наравне с сенаторами; церковь стала имперской. И начала отсчет эпоха величественных храмов и дорогих епископских облачений, великих возможностей и еще больших искушений. Эпоха, когда ригоризм стали путать со святостью. И святой Николай шагнул в нее, унося из чистого, незлобивого детства христианства огромный мешок подарков для нас с вами.

Sinter Klaas

В большинстве стран святой Николай дарит детям подарки все так же тайно, поэтому никто толком не разглядел даже, на чем он приезжает, — на белом крылатом коне или на белом ослике, потомке того самого, на котором торжественно въехал в Иерусалим Спаситель. Бывают и исключения. Так, в некоторых районах Польши святой Николай приходит к детям открыто, лично вручает подарки и начинает веселый праздник. Именно этот стиль общения впоследствии будет старательно копировать советский Дед Мороз.

И совершенно особая статья — Амстердам, покровителем которого святой Николай является. Сюда он приезжал загодя, уже 15 ноября. Точнее, как и полагается патрону моряков, приплывал на корабле. Его торжественно встречали бургомистр и жители. На белом коне во главе праздничной процессии святой Николай объезжал город, бросая в толпу горсти пряников и конфет. До 5 декабря такими же конфетами и пряниками по ночам наполняются детские башмачки, выставленные на подоконниках, а в канун Дня святого Николая подарки получают все — и взрослые, и дети.

Когда это началось, точно не скажет никто. Но к началу XVII века голландцам эта традиция казалась уже настолько давней, неотделимой от их жизни, что они увозили ее с собой, даже прощаясь с родиной. Когда в 1624 году голландцы основали на острове Манхэттен Новый Амстердам, святой Николай стал приезжать и туда. Через сорок лет город заняли англичане и переименовали его в Нью-Йорк. Но не все голландцы уехали, и святой Николай приезжал к тем, кто остался. Обычай понравился и англичанам. Но они никак не могли научиться произносить имя святого — Sinter Klaas. В 1809 году Вашингтон Ирвинг в книге «История Нью-Йорка» подробно описывает обычай голландцев праздновать День святого Николая. Но имя святого Ирвинг (испытывая те же затруднения) передал так — Santa Claus. В 1823 году вышла небольшая шуточная поэма профессора библиистики Клемента Кларка Мура «Рассказ о визите святого Николая». Святой приезжает к детям не в свой день, а под Рождество, а выглядит так, как в представлении американцев должен выглядеть добрый малый, которому с первой минуты хочется открыть и дверь, и сердце. Это человек небольшого роста, с брюшком, веселый и добродушный. Именно таким рисует его чуть позднее Томас Нейст, публикуя в 1860—1880 гг. свои рисунки в нью-йоркском журнале Harper’s. Вот так и появился Санта Клаус.

Он, конечно, не святой Николай, но и отрицать родство было бы нелепо. Так же, как не замечать, что и сами рождественские подарки — это продолжение традиций Дня святого Николая. Когда в протестантских странах «отменили» святых, эти традиции практически в неизменном виде перекочевали в рождественскую ночь (католики, греко-католики и православные оказались людьми не гордыми и, одарив детей в День святого Николая, затем проделывают ту же процедуру вторично — под Рождество). Неважно, что в каждой стране у дарителя подарков было свое имя, а о святом Николае никто не вспоминал. Он ведь и раньше предпочитал действовать анонимно. Между анонимом и псевдонимом такая небольшая разница!

Традиции сохранялись даже тогда, когда в отдельно взятых странах отменяли и Рождество, и все святое. Только их стали называть новогодними. Агенты святого Николая — один под именем Январского человечка во времена Французской революции, другой под именем Деда Мороза в СССР — продолжали работу.

Известные с советских времен новогодние базары тоже не заботливые профсоюзы придумали. Издревле в День святого Николая повсеместно начинались так называемые николаевские ярмарки, которые продолжались до самого Рождества. Открывались они торжественным богослужением, во время которого торговые люди просили у святого Николая покровительства и благословения. Не забудем: святой Николай — патрон купцов, виноделов и пивоваров, ювелиров, игрушечных дел мастеров, парфюмеров и кондитеров. Одним словом, производителей и продавцов всего, что нужно для праздника.

Никто пока не объяснил научно, почему люди позволяли бросать в огонь революций, войн и катаклизмов столько дорогого и ценного, но не отдали то, без чего, казалось бы, можно жить, — даров святого Николая. Не стану делать этого и я. Ведь это еще один дар и еще одно чудо святого. А чудо не надо пытаться объяснять. Достаточно того, что оно есть.